Италия, начало XVII века. Ещё ребёнком Бенедетту отдали в обитель в Пеше, где каменные коридоры, резный хор и строгие правила стали её миром. Внутри монастырских стен её жизнь текла размеренно, но вскоре нарушилась необычными видениями: странные образы и голоса приходили в тишине часов, пересекали сон и явь, заставляли сердце биться быстрее и роняли на колени от благоговения и страха одновременно. Видения были не случайными мечтами — они требовали внимания, иногда оставляли ощущение святого прикосновения, иногда приносили неотвратимую тревогу. Со временем эти переживания становились всё более осязаемыми и детальными, как будто грань между видимым и невидимым истончалась.
Появление новой послушницы Бартоломеи внесло ещё одно напряжение в её жизнь. Девушка смотрела на Бенедетту иначе: в её взглядах и жестах чувствовалась открытая, иногда явная привязанность, и это внимание разжигало в монахине сложную смесь теплоты и смятения. Между молитвами и домашними обязанностями их отношения тянулись невысказанными нитями — взоры, прикосновения, близость в закрытых пространствах обители усиливали то, что происходило внутри Бенедетты.
Следом за этим её видения стали ещё реалистичнее: сцены казались плотью, запахи и звуки появлялись вместе с образами, и границы между духовным откровением и телесным переживанием стирались. На её руках и ступнях неожиданно проявились стигматы — кровоточащие знаки, которые подтвердили, что то, что она видит, влияет и на тело. Эти знаки добавляли к видениям материальную тяжесть и вызывали в обители одновременно трепет, вопросы и молчаливое наблюдение.